Дети в оккупации и за колючей проволокой.
3 июня 2017 года исполнится 73 года со дня освобождения Беларуси. Война затронула каждую семью в нашей стране. Ужасы войны испытали на себе не только взрослые, но и дети. Я хочу написать о судьбах наших ровесников – военном поколении детей, о том, как они жили, как боролись с врагом. Дети встретили войну в разном возрасте: кто-то совсем крохой, кто-то подростком. И с той минуты несли на своих хрупких плечах все тяготы войны наравне со взрослыми: сражались на фронте и в тылу, участвовали в партизанских отрядах, терпели голод и унижения в концлагерях, гибли от фашистских пуль.
Многие уже ушли из жизни, но память о них останется в наших сердцах. Еще живы ветераны, труженики тыла, прошедшие через огонь войны и сумевшие поднять страну из послевоенной разрухи. Кого-то подкосили болезни – годы берут свое, но они могут рассказать многое о тех днях, которые невозможно забыть, нам, нынешнему поколению, наследникам Великой Победы.
По официальным данным из деревень Лешница и Новоселки Березинского района было вывезено в Неметчину 90 человек. Вернулись домой около 15 человек. Судьбы остальных сегодня установить сложно.
Общаясь с бывшими узниками трудовых лагерей, мы просили вспомнить, как все это было.
Карбанович Вера Ефремовна.
Я родилась 25 мая 1928 годав деревне Новоселки, Березинского района, Минской области, в крестьянской семье.
Когда началась война, мне было 13 лет. Запомнилось, что взрослые постоянно были в тревоге. Довоенный порядок жизни был нарушен. В первых числах июля деревню оккупировали немцы. Кто-то донес, что мой отец Бурый Ефрем Максимович – коммунист. Немцы забрали его в плен. Мы, шестеро детей, остались с мамой.
Узнали, что отец находится в тюрьме в Березино. Мать отправила меня к нему с передачей. Меня, как дочь коммуниста, схватили немцы и посадили в камеру, где я просидела три месяца. Нас должны были расстрелять. Но отцу каким-то образом удалось бежать, а меня спасла от смерти служащая Игнатович. Она родом из деревни Слобода. Сказала, что я лучше пригожусь для работы.
Зимой 1942 года меня вывезли в Германию. Сначала нас привезли в Польшу в лагерь, где мы прошли карантин и распределение. Я попала рабочей на авиазавод. Работать было очень тяжело. Если не справлялись с нормой выработки, нас били палкой по спине, особенно парней. Кормили тухлой капустой с червями и гнилой картошкой. Постоянно хотелось есть. Было холодно. Одежда была только та, в которой приехали из дому. Если удавалось, старались забежать в лес, чтобы съесть хоть немножко ягод. Но если это замечали надзиратели – жестоко издевались над нами. Работали по 12 – 14 часов в сутки. Спали на нарах. С приходом американцев жизнь немного улучшилась. Они привозили нам одежду, еду.
После освобождения наши солдаты посадили нас в вагоны и отправили домой, в Белоруссию. Дома все были очень рады и одновременно испуганы. Дело в том, что мы выглядели очень истощенными. Издевательства сказались на моем здоровье, детей мне бог так и не дал.
Поделились своими воспоминаниями Гайдук Зинаида Даниловна, Стригельский Анатолий Степанович из деревни Лешница, Тюхай Михаил Григорьевич, Шагойко Софья Макаровна из деревни Новоселки.
Всем им было 13 – 15 лет. В деревню неожиданно въезжала крытая брезентом машина. Немцы и полицаи моментально оказывались возле тех домов, где жили подростки и молодежь. Видно, что у них уже были готовые списки.
– Немец становился с автоматом у дверей, а полицай забегал в дом, хватал жертву. Помню, как меня взяли сзади за воротник и швыряли так, что я кубарем подлетел прямо к машине – вспоминает Стригельский А.С. Убежать и спастись при таких облавах можно было только чудом. Двоюродная сестра Софьи Макаровны Мария, услышав крик (кричали мамы, бабушки, чьих детей хватали), успела незаметно забежать в сарай и зарылась в сено. Не обнаружив ее, согласно списку, немцы начали обыск. И в сарае все сено штыком перепороли. В двух местах проткнули спину молодой девушке. Чтобы не закричать, Мария намертво зажала рот руками. От каторги , а может и от смерти ее спасло то, что немцы после этого быстро ушли.
– Мы знали, для чего нас туда везут. Но не могли себе представить тех настоящих ужасов подневольной жизни. Каждый день был, как пекло, и казался вечностью – вспоминает Гайдук Зинаида Даниловна
Тюхай Михаил Григорьевич.
В переполненных вагонах-телятниках нас привезли в немецкий город Гельсглинкирхен. На станции поставили в шеренгу по одному. Недалеко уже стояли “купцы” – представители тех заводов и фабрик, где советские люди должны были испытать подневольный труд. Я с парнями – земляками попал на литейный завод. Работали по двенадцать часов в сутки, без выходных. Терпели побои мастеров – надзирателей. Спали на трехъярусных нарах. В сутки выдавали по 300 грамм хлеба, борщ из полугнилой капусты или брюквы. Сейчас бы я эту еду и ко рту не поднёс, а тогда…
Каждый хотел выжить. И мы выжили, ибо верили, что скоро будет конец войны. И эта вера усилилась с наступлением весны 1945 года, когда наши самолеты бомбили территорию Германии.
Освободили нас американские войска и переселили в другой лагерь. Здесь мы увидели свет. Кормили нас хорошо, обходились по-человечески. И вместе с тем постоянно агитировали ехать в США, мол, в Советском Союзе голод, все разрушено, нас никто не ждет и как предателей Родины будут судить и посадят в тюрьму.
Грех не спрячешь – часть молодых людей, в основном украинцы, поддались их пропаганде. А мы, земляки – березинцы, все как один, твердо решили вернуться домой.
Я женился. Детей с женой вырастили. Работал на торфозаготовке, на Березинском сплавучастке, а последние 30 лет – до выхода на пенсию – в колхозе “Ленинские дни”. Вот такая она – жизнь человеческая.
Вспоминает Дехтярь Мария Алексеевна.
Когда началась война, мне было 11 лет. И за эти страшные 4 года я не просто выросла, я стала другой. Война отняла у меня друзей, учебники и праздники. Но не смогла отнять единственное – силу духа. В нашем доме жили немцы. Они заставляли нас прислуживать им – в том числе и приносить еду и кофе со своей полевой кухни. И мы таскали им эти обеда, когда сами питались полусгнившей картошкой. Однажды мой живот сильно сводило от голода, фашист в очередной раз приказал мне принести ему кофе. Я с ненавистью посмотрела на него. Он не выдержал моего взгляда и пустил автоматную очередь по моим босым ногам. И только мама, которая бросилась в ноги немцу и стала целовать фашистские сапоги, спасла меня от смерти.
Когда немцы отступали, они расстреливали мирное население. Убивали всех, кого видели. Рыскали повсюду, как охотничьи собаки в поисках загнанного зверя.
По какому-то наитию, материнскому инстинкту, моя мама, вывела нас, детей из блиндажа. Немцы стреляли по нам с миномета, меня засыпало землей и оглушило, но мы остались живы.
Я выжила, как и мои родители, как и младший брат, который от голода кричал так, что чуть не выдал нас немцам.
Война и дети... Как несовместимы эти понятия! Каким беззащитным становится ребенок, когда взрослые воюют. Дети войны познали горечь жизни раньше, чем научились понимать эту жизнь. Трудно представить, что значит голод, холод и горечь утрат для детей.
- Война и дети – эти слова никогда не должны стоять рядом.
- Горе и страдания, боль и утраты помогли воспитать в том поколении стремление к достойной жизни, любовь к ней, самопожертвование, сострадание, доброту, отзывчивость, трудолюбие – все те качества, которых так не хватает сегодняшнему поколению.
- Война отбирает у мальчиков и девочек детство – настоящее, солнечное, с книгами и тетрадями, смехом, играми и праздниками.
Война и детство несовместимы, война жестока, она калечит детские души, наносит не залечиваемые раны. - У войны не детское лицо.
